И в самом деле, укрывшийся в развалинах Косой не дремал и вовремя заметил погоню. Выбравшись через провал в задней стене развалин, он сейчас что есть духу бежал к хлопковому полю.

Оставив проводника возиться с собакой, остервенело рвавшейся в развалины, Кариев обежал их слева. Косой уже подбегал к арыку.

— Стой! — закричал Кариев. — Все равно не уйдешь! — и сделал предупредительный выстрел в воздух, второй патрон разрядил, прицелившись в ногу беглецу. Выстрелил по бегущему и Бабаев. Пули свистнули совсем рядом с ногами бандита, потому что Косой, вдруг подпрыгнув, сделал два огромных скачка и свалился в сухой арык. Сейчас от выстрелов его надежно прикрывала насыпь арыка, а сам он мог, если имел оружие, бить на выбор. В том же, что у Косого есть оружие, Кариеву пришлось убедиться немедленно. Раздался выстрел, и пуля пролетела около виска лейтенанта. Пришлось залечь.

— Спускай собаку! — крикнул Кариев растерявшемуся проводнику. — Чего возишься?! Шайтан!

— Давай и собаку, — донеслось из арыка, — и для нее пуля найдется. Уходите, лягавые. Не взять вам меня. Не дамся!

— Сдавайся, Косой! — крикнул ему Кариев. — Сдашься — лучше будет.

В ответ из арыка донеслась грязная ругань. Кариев решился перебежать к арыку, но едва приподнялся, как вслед за раздавшимся выстрелом почувствовал, что ему сильно обожгло голову. Сбитая пулей тюбетейка покатилась по земле.

«Вот черт, здорово стреляет», — подумал Кариев, ощупывая голову. Но крови не было. Лишь на самом темени вздулась здоровенная шишка.

Между тем проводник спустил собаку с поводка. Однако, верная своей выучке, ищейка не бросилась на залегшего в арыке бандита, а кинулась по следу в развалины и заметалась в них, распутывая следы. Дело грозило затянуться, но развязка наступила неожиданно. Из- за ствола тутового дерева, росшего по ту сторону арыка, вдруг выглянул старик в полинявшей чалме с кетменем в руках. Сейчас он находился как раз за спиной лежащего в арыке Косого. Некоторое время старик внимательно смотрел на него.

«Убьет Косой старика», — испуганно подумал Кариев и, чтобы отвлечь внимание бандита, взмахнул рукой, как бы готовясь к прыжку. Сразу же раздался выстрел Косого, не спускавшего глаз со своих противников. В то же мгновение старик с юношеской ловкостью размахнулся кетменем. Из арыка донесся вопль раненого бандита. Кариев и Бабаев одним духом перепрыгнули расстояние, отделявшее их от арыка. Навстречу им раздался еще один выстрел. Но на этот раз ни Кариев, ни Бабаев не услышали даже свиста пули. Косой стрелял левой рукой. Ударом ноги Бабаев выбил револьвер из рук преступника.

Однако и лежащий с перебитой в локте правой рукой бандит не думал сдаваться. Кинувшийся на него Бабаев получил такой удар ногою в живот, что свалился, как подкошенный. В левой руке Косого сверкнул нож.

— Не подходи, гады! Исполосую! — взвыл он, глядя на Кариева налитыми кровью глазами, и вскочил на ноги.

Лишь с помощью овчарки и проводника Кариеву удалось обезоружить бандита. Даже прижатый к земле, Косой лягался, бил головою и кусался, выкрикивая самые грязные ругательства и угрозы. Наконец, видя, что игра проиграна окончательно, он забился в умело инсценированном припадке эпилепсии.

— Черт с тобою, — с трудом переводя дыхание после длительной возни, проговорил Кариев, — валяй дурака, если тебе нравится. Прикажи овчарке караулить эту рвань, — попросил он проводника.

Тот подал команду, и умное животное, положив передние лапы на грудь бандита, прилегло рядом, готовое в любую минуту пустить в ход свои клыки. Оскаленная собачья морда сразу охладила Косого. Припадок эпилепсии моментально прекратился. Испуганно косясь на бело-желтые клыки овчарки, обезоруженный бандит заговорил злым, но совершенно нормальным голосом.

— Уберите зверя. Я прокурору жаловаться буду. Нашли моду, гады, людей собаками травить.

— Еще неизвестно, кто больше зверь — ты или мой Гонец, — отозвался обиженный за собаку проводник. — Сторожи, Гонец.

Убедившись, что Косой больше не помышляет о сопротивлении, а от возможностей побега застрахован неподкупной бдительностью овчарки, Кариев послал едва оправившегося от удара Бабаева за машиной. После этого лейтенант подошел к старику, с интересом наблюдавшему за всем происходящим.

— Как вы здесь оказались, отец? — почтительно поздоровавшись и сообщив, кто он такой, спросил Кариев старика.

— Пришел за своим автомобилем, — весело ответил тот, кивнув на осла, невозмутимо щипавшего траву в десятке метров от него. — Устал немного. Присел под деревом отдохнуть и по милости аллаха сделался свидетелем интересного дела.

— Но вы были не только свидетелем, отец, — рассмеялся Кариев. — Ваше вмешательство оказалось решающим. Я вам очень благодарен за помощь, отец.

— Все произошло так, как и должно было произойти, — поучительным тоном ответил старик. — Аллах определяет поступки людей, но от людей зависит правильно понимать повеления всевышнего.

— Но как же вы не побоялись, отец? — несколько смущенный религиозным настроением старика, полюбопытствовал Кариев. — Ведь достаточно было бандиту оглянуться…

— Когда я был еще совсем молодым, — перебил старик лейтенанта, — правда, раза в два постарше, чем ты сейчас, — оценивающе посмотрел он на Кариева и важно погладил бороду, — я также не без соизволения аллаха поднял свой кетмень против собаки Ибрагима. С помощью кетменя я раздобыл у басмачей английскую винтовку и не отдал ее на склад до тех пор, пока последний басмач не был схвачен так же, как ты сегодня захватил этого разбойника.

Догадавшись, что воспоминания о годах борьбы с басмачеством являются самыми дорогими для старика, Кариев с особой почтительностью проговорил:

— Человек, с оружием в руках защищавший революцию, и в преклонном возрасте способен быть образцом мужества и отваги. Я обязан доложить о вашем славном поступке своему начальнику. А он захочет знать ваше имя, отец.

— Мне не нужна похвала, сынок, — с достоинством ответил старик. — Но если ты или твой начальник захотите навестить меня, отведать нашего плова и попробовать нашего вина, то в колхозе Димитрова, вон за тем холмом, спросите дом бригадира Искандера Алимова. Там всегда будут рады гостям.

— Неужели вы еще работаете на поле? — изумился Кариев.

— Искандер Алимов — мой самый младший сын. Он вдвое старше тебя, молодой джигит. Но в доме хозяин я, его отец, Алим-бобо.

29. ДОПРОС СИВОКОНЯ

Конвоир ввел Сивоконя в просторный кабинет и, указав на стоящий посреди комнаты стул, приказал:

— Садись.

Сивоконь уселся. Конвоир остался стоять у двери за спиной арестованного. Тишину нарушало только отчетливое и равномерное тиканье маятника больших часов, стоявших в углу кабинета.

Уже больше суток прошло с того момента, когда в «Счастливое» в хатенку легкомысленной разводки Зинки Маркевич неожиданно вошел начальник районной милиции Гулямов в сопровождении целого десятка дюжих колхозников. Несмотря на призывы Гулямова «соблюдать законность», колхозники по-свойски проучили пытавшегося прорваться и убежать Сивоконя. Заодно, под горячую руку, крепко намяли бока и Рябому с Запрометовым. Вспоминая об этом, Сивоконь невольно поеживался. До сих пор болят ребра от железных мужицких кулаков.

Сидя в арестном помещении при раймилиции, трое дружков условились, что им говорить на допросах. Все дело брал на себя Сивоконь, выгораживая Рябого и Запрометова, а эти двое обязались содействовать его побегу. И не только содействовать. Две трети выручки за краденых баранов отдавалось Сивоконю, чтобы он мог без нужды устроиться на новом месте.

Но неожиданно все изменилось. Приехавший из города лейтенант увез Сивоконя из «Счастливого». Сивоконь понимал, чем это могло грозить. Видимо, вскрылось еще какое- то его преступление, которым счел необходимым заняться уголовный розыск. Но какое? Неужели это?! Сивоконь даже оглянулся, словно испугался, что стоящий за спиной конвоир может догадаться, о чем он подумал.