— Товарищ полковник! — взмолился Кариев. Спокойный голос Голубкина пугал его. Легче было бы, если бы полковник накричал на него, отругал или понизил в должности, только не говорил бы так спокойно. Молодому лейтенанту казалось, что за этим спокойствием кроется уже продуманное и окончательно принятое решение о непригодности его, Кариева, для работы в уголовном розыске. — Товарищ полковник! — повторил он, — все понял! Все время думаю об этом. Больше таких ошибок никогда не сделаю!

— Будем надеяться, что это так и будет, — пристально глядя в лицо взволнованного лейтенанта, сказал Голубкин. — Я лично считаю, что из молодых сотрудников вы наиболее способный. Поэтому вам и доверили возглавить опергруппу в такой важной операции, поэтому с вас и спрашиваем. Нам, товарищ Кариев, ошибаться никак нельзя. Наши ошибки всегда приводят к трагическим последствиям. Крепко запомните это. А теперь, товарищи, сделаем выводы из того, что нам дала прошедшая ночь. Идентичность оттисков автомобильной покрышки дает нам право сделать вывод, что одна и та же машина привозила в «Счастливое» убийц Лобова и грабителей к магазину Ювелирторга. Но это совсем не означает, что убийцы Лобова и бандиты, застреленные прошлой ночью, одни и те же люди. Вернее, мы не имеем права сделать вывод, что сегодня ночью убийцы Лобова получили по заслугам, и на этом успокоиться. Ценные показания нам могли бы дать два человека — шофер машины с приметной покрышкой и бандит, застреливший Зарифова и Клебанова.

— Но, может быть, шофер и стрелял, — заметил Кариев.

— Вполне возможно, что шофер и бандит, расправившийся со своими соучастниками, — одно и то же лицо, — одобрительно взглянув на Кариева, согласился Голубкин. — В этом случае зона поисков еще более сужается. Но ключ ко всему нам даст только машина. Что удалось узнать вам в автоинспекции, товарищ Кретов?

Майор вытащил из кармана покрытую записями бумажку и, заглядывая в нее, начал докладывать:

— Автоинспекция не располагает данными о наличии имеющихся в пользовании трофейных покрышек. Удалось установить только одно — машины государственных гаражей трофейными покрышками уже давно не пользуются. Все они обуты в покрышки отечественного производства. Остаются гаражи кооперативных, строительных и общественных организаций. Все они карликовые — от одной до трех машин. Редко где имеются десять машин. Сотрудники инспекции получили фотокопии отпечатков с покрышки машины, которой пользуются преступники. Пока осмотрено сто двадцать девять гаражей. В них ничего похожего не обнаружено.

— Продолжайте поиски, — приказал полковник. — Какие сведения об этих двух… о собутыльниках Бубенца?

— Районное отделение милиции предупреждено. Там уже совсем нацелились взять их за спекуляцию, но пока потерпят, — усмехнулся Кретов. — Наблюдение за базарами установлено. В НТО на обоих материал исчерпывающий. О Жорке Рябом сообщают, что настоящая его фамилия Григорий Беневоленский. Работал заведующим продуктовым магазином. Обвешивал и растрачивал, по совокупности получил пятнадцать лет. Осужден в августе пятьдесят первого.

— А второй?

— Сивоконь был зарегистрирован различными розысками под именами: Иван Иванович Непомнин, Сергей Фролович Жучкин, Семен Иванович Кишкин. Известен в уголовном мире под кличками «Серый», «Лошак» и «Сивоконь». Пять судимостей — все за грабежи. Последняя судимость в Житомире за грабеж с убийством на двадцать лет. По этому же делу одновременно с ним судились восемь человек.

— Банда? — насторожился полковник.

— Банда, — подтвердил Кретов. — Два однодельца расстреляны.

— Фамилии однодельцсв известны?

— В НТО сведений об однодельцах Сивоконя нет.

Полковник задумался, словно колеблясь, а затем тоном, не терпящим отлагательств, приказал Кретову:

— Сегодня же дайте в Житомир телеграмму, пусть сообщат по телеграфу подробные сведения об однодельцах Сивоконя. Укажите, что сведения нужны очень срочно.

8. ДЕТСТВО ГРИШИ

В этот вечер полковник Голубкин раньше обыкновенного возвращался домой. Голубоватые сумерки лишь чуть-чуть начали затушевывать горячий блеск летнего южного дня, когда Голубкин, выйдя из управления, неторопливо направился к своей квартире. На работу и с работы Голубкин любил ходить пешком. Закрепленной за ним машиной он пользовался только тогда, когда нужна была скорость, когда нельзя было терять ни минуты. Даже по служебным делам, если они не требовали срочности, Голубкин любил ходить пешком. На подшучивания сослуживцев, подозревавших его в излишней щепетильности, полковник отвечал со спокойной улыбкой:

— Хожу, чтоб не зажиреть. И вам советую. После тридцати нашего брата, сидячего работника, от работы не в жар, а в жир кидает. А полковникам жиреть не положено. Не по чину.

— Нашел сидячую работу! — возмущался до глубины души сослуживец. — Мы же, как гончие, все время на третьей скорости.

— Вот, вот, — добродушно трунил полковник, — ты и гоняй пешком на третьей скорости. Для здоровья очень полезно. А то отрастишь себе на пузе трудовую мозоль. На мужчину походить не будешь, да и китель перешивать придется.

Шоферы закрепленной за полковником Голубкиным машины знали склонность своего хозяина к пешему способу передвижения. Но знали они и другое. Где бы ни был Голубкин, шофер не имел права и на пять минут отлучаться из гаража. В любое время суток в гараже мог раздаться звонок, и машина полковника Голубкина немедленно должна была мчаться по совершенно неожиданным адресам. В оперативных делах полковник не терпел задержек и промедлений. Вызывая машину, он имел обыкновение назначать срок ее прибытия к месту вызова. Шоферы уже привыкли к тому, что диспетчер гаража, выслушав короткое распоряжение, переданное по телефону, кричал:

— Машина полковника Голубкина в двадцать два пятнадцать должна быть на улице Солнцева, у второго подъезда дома сто семь!

А бывало и так, что диспетчер после телефонного звонка не кричал «машину Голубкина», а подбегал сам и, понизив голос, сообщал:

— Жми, Тимоша, на Каменный мост, что за угольным складом. Полковник ждет. Приказал немедленно.

И шофер, виртуозно ведя машину на большой скорости, косился на часы, соображая, за сколько минут он выполнит «немедленно» полковника.

К себе на квартиру Голубкин всегда ходил пешком.

Так и сегодня он неторопливо шел по широким зеленым улицам города, радуясь возможности провести свободный вечер с семьей. Жена, конечно, его в это время не ждет. Полковник нарочно не позвонил домой, желая сделать свой приход сюрпризом для Настеньки.

Проходя мимо здания кино, полковник остановился. Большая очередь за билетами уныло тянулась вдоль тротуара. Перед кассой была толчея и неразбериха, в которой тщетно пытался навести порядок молодой и нерешительный милиционер. Яркие рекламы возвещали о том, что сегодня идет фильм, появление которого благожелательно отмечалось на страницах центральных и республиканских газет. «А что, если мы с Настенькой закатимся сегодня в кино!» — подумал Иван Федорович, взглянув на часы.

— Вам билетик, товарищ? — раздался за его спиной негромкий голос. — Могу уступить два, если нужно.

Голубкин оглянулся. Перед ним стоял паренек лет шестнадцати, худой и черный от загара. Одет он был в выгоревшую майку и заношенные брюки, сшитые из дешевой материи. На босых ногах — рваные брезентовые тапочки. Засунув руку за вырез майки, паренек вытащил с десяток билетов и деловито спросил, настороженно косясь в сторону молодого милиционера, возившегося у кассы:

— Вам какой ряд? У меня есть восьмой и десятый.

— Спасибо. Я еще не решил, пойду или нет, — ответил Голубкин, внимательно оглядывая паренька. — Почем билеты?

— Картина сегодня мировая, билеты нарасхват. Всем продавал по двадцать, а для вас пятнадцать за пару.

— Пятнадцать рублей за пару трехрублевых билетов. Даты, брат, зарабатываешь больше, чем капиталисты на Западе. Часто здесь торгуешь?

Паренек вскинул на Голубкина глаза, готовясь ответить грубостью на бесцеремонный вопрос, но вдруг испуганно юркнул в толпу. Голубкин рассмеялся: «Ловок. Прямо на глазах, как сквозь землю провалился. Чего же это он испугался. Может быть, меня узнал?»