— Внеочередное закрытое комсомольское собрание старших классов школы имени Первомая считаю открытым, — деловито объявил Вася Симкин, став за столом, покрытым красной скатертью. — Для ведения собрания нужно избрать президиум. Предлагаю выдвигать кандидатуры.

— Разреши мне, Вася! — поднялся с места Петр Никитич. — У меня есть предложение, товарищи, — заговорил он, повернувшись лицом к переполненному комсомольцами залу. — Давайте мы проведем это собрание без президиума и даже без протокола. Иван Федорович Голубкин, полковник, руководящий работник уголовного розыска, побеседует с вами. Наверное, и комсомольцы захотят поговорить по тем вопросам, которые затронет Иван Федорович. И пусть это будет открытый, от всего комсомольского сердца разговор. И решение, которое мы здесь примем, пусть будет записано не на бумаге, а в сердце каждого из вас. Ну как, согласны?

Тишина, царившая в зале во время речи Петра Никитича, была разорвана коротким словом «согласны». Казалось, его сказал один человек, обладающий силой голоса сотни людей, настолько дружно ответили комсомольцы на вопрос директора школы. И снова наступила тишина, в которой особенно недоумевающе прозвучал голос Васи Симкина:

— Как же так, Петр Никитич, и без президиума, и без протокола?

— Да, лучше всего без протокола, — подтвердил директор школы. — А для того, чтобы следить за очередностью ребят, желающих высказаться, хватит, по-моему, одного комсорга. Правильно?

Одобрительный гул голосов подтвердил согласие комсомольцев с мнением Петра Никитича, и успокоенный Вася Симкин торжественно провозгласил:

— Слово для доклада представляется руководящему работнику уголовного розыска полковнику товарищу Голубкину.

Иван Федорович встал, но не захотел подняться на стоящую рядом со столом президиума трибуну, куда усиленной жестикуляцией приглашал его Вася. Он прошелся вдоль первого ряда, еще раз осмотрел зал внимательным, все замечающим взглядом и, остановившись, сказал:

— Доклада никакого я делать не буду. Просто давайте поговорим по душам. Газету сегодняшнюю вы читали?

— Нет! Не успели! Газеты поздно разносят! — многоголосо и дружно ответил зал.

— Тогда, значит, начнем с самого начала, — решил Иван Федорович. — О том, что в колхозе «Счастливое» убит старый коммунист и крупный общественный деятель Александр Данилович Лобов вы, конечно, уже знаете. Вероятно, никому из вас не приходилось встречаться с Александром Даниловичем. А жаль. Это был такой человек, что любой из вас захотел бы стать похожим на него, прожить такую же большую и светлую жизнь, жизнь настоящего большевика-ленинца. Александр Данилович был закаленный человек, непримиримый к врагам и в то же время романтик, воодушевленный светлой мечтой о прекрасном будущем, любивший советских людей и веривший в их силы. Вот это был какой душевный человек, ребята!

Иван Федорович остановился на несколько секунд. В зале стояла тишина. Около двухсот пар молодых то девически застенчивых, то юношески нетерпеливых глаз, не отрываясь, смотрели на полковника. И почти в каждых глазах он читал нетерпеливый вопрос. Наконец сидевший у самого прохода, почти посередине зала, юноша движением головы откинул назад русые вьющиеся волосы и дерзко нарушил тишину:

— Кто убил коммуниста Лобова?

— Непринцев! — сразу же отозвался Вася Симкин. - Я тебе слова не давал. Не нарушай порядок.

— Убийцы пока еще не пойманы, — покрывая своим голосом шум, начавшийся в зале, ответил полковник. — Даже больше того, мы еще не знаем, кто убил Александра Лобова. Но к вам я пришел не затем, чтобы советоваться, как поймать убийцу. С этим мы справимся и без вас. Вот сейчас, когда я говорю с вами, я вижу перед собой замечательный коллектив честной советской молодежи. И я пришел спросить вас, как в вашем хорошем, дружном коллективе мог вырасти негодяй? Почему вы, почти двести человек комсомольцев, проглядели, как один из ваших товарищей споткнулся, упал и покатился вниз?

Иван Федорович сделал короткую паузу и, отчеканивая каждое слово, закончил свою речь:

— Позавчера ночью ваш соученик, комсомолец Юрий Зарифов убит при попытке ограбить магазин Ювелирторга. Почему он стал бандитом? Кто из вас ответит мне на этот вопрос?

Полковник замолчал. В напряженном безмолвии зала испуганно прозвучал высокий девичий крик: «Убит!» И затем снова установилась мертвая тишина. В устремленных на него взглядах полковник увидел испуг, удивление, обиду и даже недоверие. Не было лишь одного — равнодушия. Русоволосый юноша, уже заработавший замечание председателя, смотрел на Ивана Федоровича так, как будто, вопрос о том, почему Зарифов стал бандитом, относился только к нему. По несколько растерянному виду и по тому, как комсомолец охватил рукой упрямый с ямочкой подбородок, полковник безошибочно догадался: «Этого зацепило. Искать будет, в чем корень зла, и разыщет». На другом конце зала тоненькая, почти с мальчишеской фигуркой, но двумя тяжелыми пепельными косами девушка, не спуская с Голубкина испуганно удивленного взгляда, отрицательно качала головою. Вероятно, она не соглашалась с тем, что сказал сидящий рядом с нею юноша- узбек в русской, вышитой крестиком рубашке.

Пробегая взглядом по взволнованным лицам комсомольцев, полковник невольно обратил внимание на юношу, сидящего во втором ряду, сразу же за спинами учителей. Юноша был одет в щеголевато сделанный костюм, но вместо портфеля перед ним лежала большая офицерская полевая сумка. Эта деталь военного снаряжения странно не вязалась с изнеженным видом юноши. Но не это заинтересовало Ивана Федоровича. Во взгляде юноши полковник увидел не тот благородный испуг за судьбу товарища, какой он замечал сейчас в глазах всех комсомольцев, а прикрытый напускным равнодушием трусливый страх. Заметив, что полковник пристально глядит на него, юноша торопливо отвел глаза в сторону.

«Интересно, чего он так боится?» — отметил в уме Иван Федорович и, считая, что молчание в зале тянется слишком долго, снова заговорил:

— Ведь у Юрия Зарифова в школе были друзья, с которыми он вместе готовил уроки, ходил в кино, на стадион, на озеро. Как могли эти друзья не заметить превращения Юрия в бандита? По поведению у Юрия никогда не было ниже четырех баллов, а в последнюю четверть — даже пять. И это в тот момент, когда он стал активным участником банды. В чем дело, товарищи комсомольцы? Забудьте о том, что я работник уголовного розыска. Я с вами говорю как пожилой коммунист с молодой партийной сменой. В чем дело?

И снова в зале установилась гнетущая тишина. Чувствовалось, что комсомольцы поражены случившимся, и каждый старается ответить сам себе на вопрос Ивана Федоровича.

— Кто хочет высказаться? — растерянно спросил Вася Симкин. Но и после его нерешительного вопроса никто не поднял руки, прося слова. Только из самого дальнего ряда несмело прозвучал робкий девичий голос:

— Как Юру убили?

Полковник подробно рассказал комсомольцам о гибели Зарифова. Он сейчас говорил, интуитивно не спуская глаз с владельца офицерской сумки. От Ивана Федоровича не укрылось, что тот слушал его без особого интереса, но со страхом. Когда же полковник рассказал, что главарь банды сам пристрелил своих раненых соучастников, юноша побледнел.

Но и после подробного рассказа полковника комсомольцы продолжали молчать. Наверное, сегодня первый раз с ними заговорили не как с учениками, а как с молодыми гражданами, ответственными за судьбу своего товарища. Спрашивали не простой урок по алгебре, а урок, продиктованный жизнью, причем жестокий, кровавый урок. И молодежь растерянно молчала.

— Тогда разрешите, товарищи, мне, — вылез из-за стола президиума и поднялся на трибуну Вася Симкин. — Товарищ полковник сделал нам сейчас важное сообщение о трагической гибели одного из наших учеников, бывшего комсомольца Юрия Зарифова.

— Почему бывшего? — прервал Симкина негодующий девичий голос.

— Потому бывшего, — не смущаясь, ответил Симкин, — что комсомолец — я говорю о настоящих членах комсомола — на преступление не пойдет. Воспитанный в духе идей марксизма-ленинизма, комсомолец не способен на преступление. На это способны только лжекомсомольцы, случайно проникшие в ряды ленинского комсомола.