Владимир Мильчаков

Таких щадить нельзя

1. НОЧНОЙ ВЫСТРЕЛ

Новенькая, шоколадного цвета «Победа» свернула с асфальтированного шоссе на проселок. Сразу же резко снизив скорость, она покатилась среди хлопковых полей. Мельчайшая лёссовая пыль, взвихренная колесами машины, долго не садилась на землю. Она, медленно клубясь, висела над дорогой, непроглядная, как дымовая завеса. Кусты хлопчатника, росшие около дороги, давно сделались бархатно-серыми от пыли. Лишь постепенно в глубине поля они принимали свойственный хлопчатнику изумрудный цвет.

Местность, по которой мчалась машина, была характерна для полевых просторов республики — хлопковой житницы Советского Союза: поля не тянулись сплошными массивами, а были разбиты на отдельные участки-карты. Границами каждой такой карты являлись арыки. По берегам арыков частыми и ровными шеренгами росли тутовые деревья. То тут, то там шеренги коренастых и куцых деревьев тутовника прорезали тонкие, взлетевшие высоко вверх стрелы серебристых тополей. Однако эти зеленые рубежи не ограничивали взгляда, не замыкали его в тесные границы своих квадратов. В этом месте долина отлого повышалась, далеко впереди переходя в поросшие зеленой травой привалки. А за привалками, казалось, плыли в горячем мареве жаркого дня высокие, но совсем не мрачные и не грозные горы. Сейчас, ярко освещенные солнцем, они были окрашены в целую гамму цветов от нежно-розового, улыбающегося, до задумчивого светло-коричневого. Снеговые вершины гор сняли под солнцем, как груды чисто выстиранного, в меру подсиненного, но еще не выглаженного белоснежного белья. И такими же чистыми, оторвавшимися от снеговых вершин казались миллионы коробочек раскрывающегося хлопка. Богатый урожай хлопка вырос на полях республики, щедро залитых горячим азиатским солнцем. И над всем этим великолепием природы звенели наперебой победные песни жаворонков.

В полях, мимо которых проходила машина, не было ни души. Вероятно, колхозники находились на других участках, где прилив урожая был еще более яростным.

Машина уже с полчаса катила по проселку, а сидящие в ней водитель и пассажир не проронили ни слова. Водитель, веснушчатый паренек, сдвинув кепку козырьком на затылок, сосредоточенно хмуря белесые, выгоревшие брови, внимательно следил за дорогой. Густой слой пыли предательски заровнял, загладил все ухабы на разъезженных колеях проселка.

Пассажир, широкоплечий коренастый человек, лет пятидесяти с лишком, сидел, опершись правой рукой о дверцу со спущенным стеклом, и с явным удовольствием оглядывал окрестности. Залетавший в окно ветерок трепал крупные кольца его длинных и густых, но совершенно седых волос. Лишь сплошная седина да глубокие морщины над переносицей и около рта говорили о долгой и беспокойной жизни, которую прожил этот человек.

Шофер остановил машину. Узенький мостик горбился над пересекавшим дорогу арыком. Покопавшись в багажнике, шофер вытащил брезентовое ведерко и, спустив из радиатора кипяток, начал заливать его холодной арычной водой.

Вылез размять ноги и пассажир. Поднявшись на небольшой пригорок, он, прищурив от солнца глаза, огляделся. Невысокий, чуть выше среднего роста, он, видимо, обладал недюжинной силой и завидным здоровьем. Полнота, свойственная людям его возраста и телосложения, только намечалась. По тому, как этот человек, откинув голову, с веселым любопытством и удовольствием оглядывался вокруг, можно было безошибочно сказать, что он любит природу, любит свежий ветер широких дорог. Чувствовалось, что ему простор полей больше по душе, чем самый комфортабельный и уютный кабинет. Забегая вперед, отметим, что близкие друзья этого человека знали, как любит он бродить по горам и лесам с рюкзаком за спиной и ружьем в руках. Хотя, сообразно эпохе и занимаемому положению, он пользовался легковой машиной лучшей марки, друзья знали, что в глубине души он считает самым удобным способом передвижения верхового коня. Костюм военного покроя из дорогой светло-коричневой материи сидел на нем красиво, как привычная обношенная одежда.

— Александр Данилович! — окликнул шофер засмотревшегося на что-то пассажира. — У меня готово. Можем ехать.

— Подожди, Ванюша, — не оглядываясь, ответил тот. — Вон, кажется, Абдукадыр ходит. Шофер взбежал на пригорок и, встав рядом, со своим хозяином, долго вглядывался вдаль.

— Не вижу, — сказал он сконфуженно.

— Ну где тебе, — усмехнулся Александр Данилович. — Вон видишь, старый тополь? Вон тот, у которого сухая макушка. Так, на два пальца левее. Видишь теперь?

— Не вижу, — признался шофер.

— Глаза тебя, Ваня, подводят.

— Ну нет, Александр Данилович, — обиженно запротестовал Ваня, — на комиссии врачи оказали, что зрение — норма.

— Врут твои врачи.

— Ну, может, которые и врут, так ведь не все же. А тут все как один говорят, что норма… — защищался Ваня. — Да вы, по-моему, ошиблись. Никого там нет.

— А вот увидим, — улыбнулся Александр Данилович. Он вдруг засунул в рот четыре пальца, и неожиданно пронзительный, все заглушающий свист взвился над полем. Шофер болезненно сморщился и, зажав уши ладонями, сбежал с пригорка.

С минуту стояла тишина. Даже песни жаворонков смолкли. Но вот откуда-то издалека донесся ответный крик:

— … дер ака-а-а… у-у-у-у!

— А, что я тебе говорил? — торжествующе взглянул пассажир на шофера. — А ты… «Ошиблись, Александр Данилович!» Эх, Ваня, Ванюша, что мне с тобой делать?

Шофер обожающим взглядом уставился на своего хозяина.

— Ох, и глаза у вас! А уж свищете… Вот бы мне…

— Ну, ты смотри, у себя в гараже дружкам не вздумай рассказывать, — с напускной строгостью, поблескивая озорно глазами, предупредил Александр Данилович шофера: — А то ведь вы народец аховый, пустите звон по всему городу: мол, начальник, депутат и всякая такая штука, а свищет, как соловей-разбойник.

— Да что вы… — даже побледнев от мысли, что его могут принять за болтуна, заверил своего хозяина Ваня. — Да разве я без понятия… Да я никогда…

— Ну, то-то же. А теперь давай подождем Абдукадыра Мергена. Старик, небось, лупит сюда во все лопатки.

Но и ожидая Абдукадыра Мергена, Александр Данилович не мог усидеть без дела. Простор полей и свежий ветерок с гор возбуждающе действовали на его энергичную натуру. Вначале он исследовал, сколько в среднем коробочек имеет каждый кустик лежащего около дороги хлопкового поля и на какой урожай с гектара могут рассчитывать его хозяева. Затем проверил мостик через арык и убедился, что сельсовет не следит за состоянием мостов на дорогах своего участка. В конце концов, он предложил Ване научить его основным приемам бокса. Но шофер, посмотрев оценивающе на кулаки Александра Даниловича, предусмотрительно отказался. Он даже отошел подальше от своего неугомонного хозяина. И вот тут-то и произошло событие, которое привело Ваню в восхищение и запомнилось ему на всю жизнь.

Отойдя метров на двадцать от своей машины, Ваня заметил на лежащем по другую сторону дороги камне что-то непонятное, до сих пор им невиданное. Подойдя ближе, он рассмотрел свившуюся в кольцо змею. Ваня уже поднял камень, чтобы подбежать поближе и размозжить гадине голову, но, подумав, со всех ног кинулся обратно к машине:

— Александр Данилович, там змея! — Где?!

— Во-о-он, на камне… Метров тридцать отсюда!

Но от машины змея была не видна. Александр Данилович перешел на противоположную сторону дороги. Теперь камень и лежащая на нем змея были как на ладони. С минуту он вглядывался в нее и определил:

— Ядовитая. Таких щадить нельзя. Надо уничтожить.

— Я ее сейчас, камнем, — вызвался Ваня.